Афанасий перестал ощущать свою руку. Бицепс выше локтя был распорот прошедшим насквозь шариком. Крови он не видел, но чувствовал, что она стекает по коже внутри рукава.
– Странно, что их не перестреляли, – пробормотал Афанасий, соображая, где ему взять нож, чтобы разрезать рукав.
Долбушин оглянулся на него.
– Кого? И кто?
– Берсерков. В них же стреляла охрана с крыши! И не из шнепперов. Хоть одного можно было подранить.
– Их прикрывал сильный маг. Вот только где они его… – начал Долбушин и внезапно, круто повернувшись, вышел в коридор.
Несколькими мощными ударами расширив дыру в окне, Андрей остался дежурить у импровизированной бойницы. Некоторое время спустя берсерки попытались повторить налет, и уцелевшая часть стекла вновь покрылась крапинами от их шнепперов. Андрей ответил на четыре выстрела двумя – один раз из своего шнеппера, другой – из шнеппера Афанасия.
Яру ослепило вспышкой близко лопнувшего пнуфа. Когда она открыла глаза, седло одной из гиел было уже пустым, и гиела, шалея от неожиданной легкости, уже забирала в сторону проспекта.
– Штука хорошая, но я предпочитаю тяжелый арбалет. Там сразу видишь, когда попал. И никаких тебе вспышек – все четко, – буркнул Андрей.
Афанасий отыскал на столике маникюрные ножницы и пытался разрезать рукав в том месте, где его ударил стальной шарик. Ножницы были маленькие, неудобные, и толстая кожа куртки поддавалась плохо.
– Дай сюда! – велела Яра и стала ему помогать.
Кость оказалась не задета, но мякоть руки рассечена глубоко. Кровь шла обильно. То ли от кровопотери, то ли оттого, что он увидел свою рану, у Афанасия закружилась голова. Его стало подташнивать. Он опустился на ковер.
Яра присела с ним рядом на корточки. Фельдшер Уточкин у нее внутри уменьшился так, что его можно было накрыть ладонью. Искусственно созданная личность Полины съеживалась, как шагреневая кожа, и из-под нее все явственнее проглядывала прежняя Яра.
– Ты вспомнила ШНыр? – спросил Афанасий.
– Да, – ответила она совсем тихо.
– А… Ула?
Она едва заметно кивнула. У Афанасия снова закружилась голова.
– Вот и ладушки! – Афанасий толчком встал, покачнулся, восстанавливая равновесие, и выглянул в коридор.
Там шла оживленная работа. Андрей сооружал у входных дверей баррикаду из мебели и вытаскивал из своей комнаты многочисленные арбалеты. Увидев, сколько их, Афанасий понял, что штурм квартиры Долбушина обойдется форту Тилля недешево.
За спиной Долбушина тревожно приплясывал Белдо. До знатного куроведа только сейчас дошло, что, когда начнут лететь стальные осы, ужалить они смогут кого угодно.
– Вы хозяин! Вы обязаны обеспечить мне безопасное укрытие! – заявил он Долбушину.
Тот неторопливо повернулся к нему и, внезапно подняв снизу зонт, упер его конец старичку в подбородок, мешая Белдо отпустить голову.
– Вы знали, Белдо! Это ваши маги прикрывали берсерков, когда они высаживались на крыше, – сказал Долбушин жестко.
Старичок прослезился.
– Тилль меня жестоко обманул! – сказал он, вытирая глаза.
– И как же он тебя обманул, родной? Поцеловал и не женился? – поинтересовался Андрей, появляясь в коридоре с очередной охапкой арбалетов.
Белдо выпятил тощую грудь. Под петушиными перьями оказалась не куриная душа.
– А вас, молодой человек, я попросил бы не встревать! – крикнул он, багровея.
Он оглянулся на Андрея, и тот, внезапно поскользнувшись на ровном месте, упал животом на арбалеты. Один из них выстрелил. Тяжелый болт вспахал паркет.
– Тилль пообещал, что до завтра ничего не произойдет! Он мне очень прозрачно намекнул, что завтра в два часа я должен выйти за кефиром, – пожаловался Белдо.
– Вот она любовь к кефиру! – сказал Долбушин. – Сколько магов вы дали Тиллю на усиление?
– Шестерых. Самых толковых, – горько признал старичок.
– И что, ваши маги будут нападать на квартиру, зная, что вы здесь?
Старичок тревожно заерзал.
– Видите ли, человек – это непрерывно работающая атомная станция. Как только энергия перестает переводиться в полезное русло, она становится разрушительной, – забормотал он.
Долбушин деловито оглядел Белдо от тапок и до волос. Взгляд его остановился на перстне на руке у старичка. Перстень был довольно неприметен, а крупный драгоценный камень повернут не наружу, а внутрь, как если бы хозяин не слишком хотел показывать его.
– Что у вас на пальце, Белдо? Вы помолвлены?
Старичок пугливо спрятал ладонь за спину.
– Всего лишь боевое кольцо древних лотарингских королей! – со свойственной ему документальной иронией продолжал Долбушин. – Вбирает свет солнца и выдает такой луч, что в яркий день им можно расписаться на крыле пролетающего самолета. Правда, ночью он бесполезен. И вы считали, Дионисий, что Тилль с его страстью к сильным закладкам оставит вас в покое? Да он убьет даже из-за многоразовой зубочистки, если это артефакт из болота!
Белдо отвернулся.
– Мне неприятно с вами разговаривать! Вы все опошляете!
Андрей закончил с первой баррикадой и принялся за вторую. Долбушин и Птах помогали ему. Даже Афанасий и тот работал одной рукой. Спустя десять минут в широком и длинном, как зал, коридоре долбушинской квартиры высились уже три баррикады. Первая – самая низкая, по пояс; вторая – примерно по грудь, и третья – капитальная. Так было сделано для того, чтобы враг, прорвавшись к первой баррикаде, не получил бы преимущества обстреливать их сверху. Каждая из баррикад ощетинивалась по меньшей мере десятком арбалетов.
Андрей поспешно взводил их, зная, что потом на перезарядку не будет уже времени. Изредка он заскакивал в комнату и стрелял по ведьмарям на гиелах, скорее, впрочем, для острастки. После первой неудачи берсерки держались высоко и были в недосягаемости. Сообразив, что через окно они нападать пока не будут, Андрей вручил Яре арбалет и десяток болтов, велев ей палить, если они попытаются сунуться.