Пегас, лев и кентавр - Страница 71

Пытаясь понять, что бы это значило, Полина коснулась его пальцами, и внутри камня вспыхнул цветок. Маленький, но очень яркий.

Полина вскрикнула. В первую секунду у нее сильно закружилась голова, но головокружение скоро прошло. Она ощупывала внимательными пальцами грани камня, и цветок отзывался на всякое ее прикосновение. Забыв обо всем, она гладила камень пальцами, касалась его запястьями, ногтями, играла с цветком, как с котенком. Цветок сиял, переливался, погасал, снова вспыхивал.

Полина смотрела на него, и ей казалось, что ее теперешняя жизнь какая-то фальшивая, временная и что если она совершит усилие, то… Но тут снова начинала взрываться голова. Память Полины упиралась в косо улыбающееся, вежливое лицо фельдшера Уточкина, и она начинала ощущать запах дешевого вина.

– Что ты здесь делаешь в темноте? – внезапно услышала она голос Долбушина.

Полина вскинула голову и с недоумением уставилась на его длинное лицо, просунувшееся в желтую от света щель приоткрытой двери. Полина растерялась. Она была уверена, что Долбушина нет дома и возвратится он только вечером.

За окном стояли сумерки, видимо, это значило, что вечер уже наступил. Куда исчезла вторая половина дня и как она ее провела, Полина так и не поняла. Помнила только, что она не спала ни минуты, а все время гладила теплый камень.

– Кыш отсюда! – устало сказал Долбушин, так и не дождавшись ответа.

К комнате своей дочери Долбушин относился ревниво, и, хотя пускал туда Полину, она постоянно ощущала себя человеком, который ходит по музею имени Ани Долбушиной. И это при том, что во всей прочей квартире Полина могла хоть костры разводить, сваливая в кучу антикварную мебель и поливая ее керосином. Долбушин поморщился бы, но молча.

Собираясь выставить ее, Долбушин шагнул в комнату, однако зонт, с которым он был неразлучен, почему-то остался в коридоре. Считая, что он застрял в дверях, глава второго форта обернулся и нетерпеливо потянул. Ничего не изменилось. Сколько Долбушин ни дергал его, внести зонт в комнату не было никакой возможности.

В какой-то момент, когда Долбушин потянул зонт особенно сильно и сердито, Полине почудилось, будто ручка на мгновение обвила запястье, как живая. Долбушин глухо выругался и ослабил хватку. Подушечка большого пальца у него была разодрана. Глава второго форта отшвырнул зонт и, как пес, стал зализывать рану.

Полина вскочила с дивана. Камень, о котором она совсем забыла, соскользнул с колен и глухо ударился об пол. Долбушин дико уставился на него и опустил руку. Губы и подбородок у него были в крови, как у пообедавшего вурдалака.

– Где… ты… это… взяла? – прохрипел он.

– Подарок! – сказала Полина.

– Чей?

– Белдо.

– Быть не может.

– Спросите у Андрея!

– Что, сам Белдо привез? Не верю! – недоверчиво крикнул Долбушин.

Отвернув голову в сторону, будто камень мог опалить ему ресницы, он шагнул к нему, однако, так и не коснувшись, отдернул руку. Было похоже, что перед ним лежит расплавленный металл.

– Андрей! – крикнул он в недра квартиры. – Ко мне! Убери это!

Полина вспомнила, что коробку доставил шофер Белдо, а ей самой передал в руки Андрей. Значит, шофер Белдо мог касаться камня, и телохранитель Долбушина тоже.

– Ты где был? Ты не видел, что в дом принесли? – заорал на него Долбушин, когда Андрей вбежал в комнату.

Андрей уставился на камень. На лице у него еще жило отраженное счастье. Видимо, телохранитель, когда его дернули, продолжал тайком возиться со своими «лилипутами». Теперь счастье быстро размывалось, замещаясь озабоченностью.

– Там была упаковка… Я считал… – начал Андрей.

Заметив, что Долбушин без зонта, а на губах у него кровь, он удивился и замолчал. Долбушин облизал губы.

– Я с тобой после разберусь! Унеси! И нечего на меня глазеть! – опомнившись, приказал он.

Андрей наклонился, взял камень и понес. Нес обычно, без всякого выражения на лице, явно не испытывая ни радости, ни боли. Исходящего от камня тепла он не ощущал, сиявшего внутри цветка не замечал.

– Подожди! – крикнул Долбушин, сообразивший, что, выходя из комнаты, Андрей должен будет переступить порог. Метнувшись к зонту, он схватил его и вместе с ним отбежал в сторону.

– Теперь иди!

Андрей прошел почти всю квартиру, когда под ноги Долбушину попалось так и не прочитанное до конца письмо Белдо. Он поднял его, скользнул по нему глазами, и в самом начале абзаца зрачок ему царапнуло короткое трехбуквенное слово.

...

«Гай настаивает, чтобы этот камень пока оставался у тебя. Это его милая причуда, а причуды серьезнее приказов, потому что приказы забываются, а причуды нет. Если Альберта смутит эта вещица, я дам ему все необходимые объяснения.
Душевно лобызающий твои кудри, твою душу и твой мозг,

– Стой! – крикнул Долбушин.

В глубине квартиры перестал вздрагивать пол.

– Позвони Белдо! Живо-о!

Главу первого форта долго ждать не пришлось. Белдо прибыл давать необходимые объяснения так скоро, что у Долбушина возникло стойкое ощущение, что он все время торчал где-то неподалеку в своем автобусе. Рядом с куроводом, хлопая рукавами, летели обе его «вороны». Однако еще на пороге квартиры, учуяв закладку, колдуны заметались и, беспокойно улыбаясь, попятились к лифту.

Белдо, более выносливый, чем его подруги, тоже не стал выставлять себя героем. От закладки он держался на почтительном удалении и в кабинет Долбушина прошел дальними комнатами.

В кабинете оставался недолго, не более часа. На обратном пути Долбушин проводил его до дверей. Лицо у него было задумчивое и обеспокоенное.