Пегас, лев и кентавр - Страница 34

– Он был членом вашего форта? – предположил Долбушин и с четким звуком закрыл дверь у него перед носом. Старичок отнесся с пониманием.

– Альберт Федорович у нас женоненавистник, – сказал он, подхихикивая. – А что, девочки? Ведь завидный жених! Если бы не врожденная скромность, он купил бы Кремль. Разувался бы на Красной площади и оставлял ботинки на Лобном месте.

Млада закатила синие веки.

– Никакие деньги не стоят жизни! У этого роскошного мужчины аура смерти! Он несет гибель всем, кто его любит! – сказала она замогильным голосом.

– Ну это кто любит… – вкрадчиво добавила Влада, и обе Вороновы разом каркнули.

Долбушин одевался медленно, аккуратно. Тщательно подобрал галстук, тщательно завязал его перед зеркалом. С обратной стороны галстука закрепил тонкий легкий стилет, пропустив его ручку в прорезь так, что она казалась украшением.

Полина, любившая читать до утра, в ту ночь еще не ложилась, поэтому ей и одеваться не пришлось. Долбушин поначалу хотел оставить ее дома, но Белдо неожиданно проявил настойчивость.

– Случаются интересные комбинации! – сказал он и приоткрыл влажный рот, как птенец, мечтающий о червячке.

– Может, и Аню взять? – предложила Полина, которой без подруги было неуютно.

В последние полгода они выезжали только вместе.

– Ни в коем случае! – сказал Белдо на секунду раньше, чем то же произнес Долбушин. Удивленные таким совпадением мнений, главы фортов недоверчиво посмотрели друг на друга.

Машина Белдо ожидала у подъезда. Это был длинный тонированный микроавтобус, пестро расписанный в африканском стиле. Из окна выглядывал одышливый чернобородый человек с красным испеченным лицом и золотой цыганской серьгой в ухе.

Это был Птах, знаменитый водитель Белдо. День и ночь для него давно слились в усредненное бытие и отличались только включенными или выключенными фарами. Если не надо было никуда ехать, Птах откидывал сиденье, доставал из багажника подушку и моментально засыпал.

Птах обладал даром предчувствовать пробки до их возникновения и верно улавливал мгновения их рассасывания. Кроме того, мог нарушать любые правила, так как точно знал, на какой отрезок дороги направлены в данный момент глаза сотрудников ГАИ. Забитые московские улицы громоздкий автобус рассекал как нож масло и уступал только гиеле, на которую трусливый Белдо никогда в жизни не уселся бы из опасения оказаться в трехметровой зоне над одной из шныровских закладок.

Гай давно забрал бы у него такое сокровище, но Белдо расхныкался и стал пачками подсылать к Гаю ворожейных бабок и «знающих дедков». Те бормотали, шаманили, вырезали след, собирали в коробку волосы и так достали Гая, что, пристрелив штук пять «дедков» и некоторое количество бабок, он оставил Птаха Тигранычу.

Первым в салон автобуса впорхнул сам Белдо, за ним две его куровороны. Долбушин и Полина сели напротив. Последним втиснулся Андрей и заботливо устроил на коленях шнеппер.

– Куколок взял? – ехидно спросила у него Полина.

Андрей страшно округлил глаза, и она прикусила язык, решив не рисковать хорошим отношением.

Ехали они минут десять. Полавировали в переулках, пересекли Садовое кольцо и остановились на темной улице. Полина не предполагала, что в центре Москвы могут быть такие сырые питерские дворы с бесконечными стенами и узкими арками.

Здесь Белдо поджидала некая уклончивая личность в светлом плаще. Она что-то быстро лепетала и хватала собеседника за рукав. Вначале Полина подумала, что это девушка, потом – что парень. Потом, минуты две спустя, снова подумала, что девушка, и снова начала сомневаться.

«Один из псиосных», – мгновенно определил Долбушин.

Что-то бормоча, личность открыла висячий замок и спустилась по ступеням. Ржавая дверь – и они оказались в тесной комнатке. Пахло сырым картоном и крысами.

– Вы ничего не перепутали, Белдо? Какого эльба вы притащили меня в эту дворницкую? – брезгливо спросил Долбушин.

– Сейчас поймете, – пообещал старичок.

Псиосная личность открыла еще одну дверь и пропустила вперед Полину, следом за которой, тесня друг друга, влетели обе вороны Белдо. Они прошли в маленькую, плохо освещенную комнату, где имелись только круглый стол, ширма и кровать, заваленная разноцветными подушками разного размера. Под ногами у Долбушина громко треснул, точно выстрелил, карандаш. На полу повсюду валялась скомканная бумага. На стене висела фотография молодой, редкостно красивой женщины.

Внезапно одна из подушек – самая большая и цветастая – шевельнулась. Полина поняла, что это не подушка, а одетая в пестрый халат жирная карлица с огромной головой и шишковатым лбом. На лице у карлицы была черная лента с двумя крупными драгоценными камнями, вставленными против каждого глаза. В руке она держала толстый блокнот и карандаш. Яростно чертила что-то, отрывала листы, комкала и швыряла на пол.

– Это Круня! Известная ясновидящая, – уважительно шепнул Белдо. – Последние дни она рисует лица. Десять лиц. Заканчивает и снова начинает по кругу.

Он наклонился, поднял с пола лист бумаги и протянул Долбушину. Тот мельком взглянул, увидел горбоносого парня лет шестнадцати и, пожав плечами, вернул листок Белдо.

– Кто это еще?

– Мы не можем точно сказать. Один из десяти… – ответил старичок.

– Кого-нибудь можно узнать?

– Рисунки очень схематичны. Где-то даже утрированы. Такое чувство, что Круня их не очень… э-э… любит, – сказал Белдо уклончиво.

– Вы не ответили на вопрос, – перебил глава второго форта. – Узнать кого-нибудь можно?